Неточные совпадения
Она с удивлением
вспомнила свое вчерашнее
состояние.
Нехлюдов
вспомнил, что слышал, как этот Шенбок именно потому, что он прожил всё
свое состояние и наделал неоплатных долгов, был по какой-то особенной протекции назначен опекуном над
состоянием старого богача, проматывавшего
свое состояние, и теперь, очевидно, жил этой опекой.
Он
вспомнил всё, что он видел нынче: и женщину с детьми без мужа, посаженного в острог за порубку в его, Нехлюдовском, лесу, и ужасную Матрену, считавшую или, по крайней мере, говорившую, что женщины их
состояния должны отдаваться в любовницы господам;
вспомнил отношение ее к детям, приемы отвоза их в воспитательный дом, и этот несчастный, старческий, улыбающийся, умирающий от недокорма ребенок в скуфеечке;
вспомнил эту беременную, слабую женщину, которую должны были заставить работать на него за то, что она, измученная трудами, не усмотрела за
своей голодной коровой.
Вспоминая свое отрочество и особенно то
состояние духа, в котором я находился в этот несчастный для меня день, я весьма ясно понимаю возможность самого ужасного преступления, без цели, без желания вредить, — но так — из любопытства, из бессознательной потребности деятельности.
Но, несмотря на все старание притворства перед другими и самим собой, несмотря на умышленное усвоение всех признаков, которые я замечал в других в влюбленном
состоянии, я только в продолжение двух дней, и то не постоянно, а преимущественно по вечерам,
вспоминал, что я влюблен, и, наконец, как скоро вошел в новую колею деревенской жизни и занятий, совсем забыл о
своей любви к Сонечке.
Когда читались молитвы раскаяния, я
вспоминала свое прошедшее, и это детское невинное прошедшее казалось мне так черно в сравнении с светлым
состоянием моей души, что я плакала и ужасалась над собой; но вместе с тем чувствовала, что все это простится и что ежели бы и еще больше грехов было на мне, то еще и еще слаще бы было для меня раскаяние.
«Что за чудак!» — подумал господин в бекеше. Потом, как следует подивившись и вышед наконец из остолбенелого
состояния, он
вспомнил про
свое и начал прохаживаться взад и вперед, пристально глядя на ворота одного бесконечно-этажного дома. Начинал падать туман, и молодой человек несколько обрадовался, ибо прогулка его при тумане была незаметнее, хотя, впрочем, только какой-нибудь безнадежно весь день простоявший извозчик мог заметить ее.
Чуть светало. Я ехал на извозчике по пустынным темным улицам; в предрассветном тумане угрюмо дрожали гудки далеких заводов; было холодно и сыро; редкие огоньки сонно мигали в окнах. На душе было смутно и как-то жутко-пусто. Я
вспомнил свое вчерашнее
состояние, наблюдал теперешнюю разбитость — и с ужасом почувствовал, что я болен, болен тяжело и серьезно. Уж два последние года я замечал, как у меня все больше выматываются нервы, но теперь только ясно понял, до чего я дошел.
Он уже хотел изречь смертный приговор
своему воспитателю и слуге, как неожиданно
вспомнил, что никто не сумеет приготовить ему на ночь стакана такого вкусного питья, какое умеет приготовлять Иван, никто не сможет так хорошо укрыть его теплым бархатным одеяльцем, никто не будет в
состоянии расчесывать его золотые кудри так, как это делает Иван.
Глядя на его тощее, согнутое тело и слушая тяжелые, хриплые вздохи, я
вспомнил еще про одну несчастную, горькую жизнь, которая сегодня исповедалась мне, и мне стало жутко и страшно
своего блаженного
состояния. Я спустился с горки и пошел к дому.
— И как это ему все сходит с рук… Вот что значит независимое
состояние… — вздохнул Николай Герасимович,
вспомнив о
своем положении в последнее время в полку.
— Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас — считайте меня
своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить
свою душу кому-нибудь — не теперь, а когда у вас ясно будет в душе —
вспомните обо мне. — Он взял и поцеловал ее руку. — Я счастлив буду, ежели в
состоянии буду… — Пьер смутился.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он
вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он
вспоминал первые времена
своей любви к ней;
вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично-размягченном и взволнованном
состоянии вышел из избы, в которой он стоял c Несвицким, и стал ходить перед домом.
Для начала он, разумеется, описывал в них только
свою встречу с Фебуфисом и как они оба в первую же ночь «напились по-старинному,
вспоминая всех далеких оставшихся в Риме друзей», а потом писал о столице герцога, о ее дорого стоящих, но не очень важных по монтировке музеях, о
состоянии искусства, о его технике и направлении и о предъявляемых к нему здесь требованиях.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска, и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не
вспомнил этого (в таком он находился
состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к
своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
Пьер,
вспоминая потом эти мысли, несмотря на то что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он на яву не был в
состоянии так думать и выражать
свои мысли.